Не знаю, было ли контрпрограммирование нарочитым, но демонстрация первой серии «Доктора Живаго» совпала с «возвращением няни Вики».

Я переключился на «Доктора Живаго», чтобы увидеть то, что ожидал увидеть. Тотальную неудачу. Последующие серии экранизации, исполненные режиссером Александром Прошкиным, только закрепили первое впечатление.

Вот уже который раз подряд в случае с экранизациями большой русской прозы (наиболее модный ТВ-тренд прошлого года) холостой выстрел. По сути, удачными был лишь «Идиот». Вполне возможно от того, что он был первым.

После стольких провалов («В круге первом», «Золотой теленок», «Мертвые души») можно закрывать месторождение. Хотя направление набрало скорость и еще будет выстреливать поделками (готовятся, например, «Анна Каренина», «Герой нашего времени»), но более чем уверен, что они не получатся тоже. Налицо очевидный кризис жанра.

Главная проблема нынешнего «Живаго» — в отсутствии концептуального и пластического решений. Конечно, сценарии Юрия Арабова всегда оставляют место режиссерскому подвигу интерпретации, но все премьеры последнего времени вопиют о том, что нет ни интерпретационного, ни какого угодно усилия. Несмотря на то, что делать их поручают адекватным и вменяемым профессионалам, зарекомендовавшим себя прекрасными фильмами. Да, художественный кинематограф они делать научились, а вот как дело доходит до телевизионного мыла…

Тут и законы иные, и выстраданности нет. Одно дело, когда режиссер Владимир Бортко сам приходит к необходимости перенести «Собачье сердце» на кинопленку, и другое — когда ему заказывают исполнить неподъемную массу «Мастера» в предельно краткие сроки. Ныне великие романы экранизируются не ради каких-то идей, не ради решения каких-то вопросов, но просто (почти механически) переносятся с бумаги на цифру.

Цифра, кстати, тоже поспособствовала. То, что хорошо в ситкоме или в рекламном ролике, отзывается внутри большого телевизионного полотна звенящей пустотой, способной пожрать любые декорации и актерские усилия. Когда-то все скопом перешли на компакт-диски, побросав винил на дачах. Теперь наблюдается отползание в сторону традиционных технологий. Нечто подобное, скорее всего, в скором будущем мы будем наблюдать и в кинематографе. Снова должны начать появляться фильмы, снятые на пленке. Иначе полный швах.

Но одними технологиями дело не исчерпывается. В случае с «Живаго» плох, во-первых, кастинг, во-вторых, отсутствие внятного режиссерского решения. Ведь главное в этом рыхлом и объемном масштабе — сам строй пастернаковской прозы, само письмо, хрустящее, хрустальное, переливающееся, когда историософские максимы и размышлизмы рождаются из описаний, пейзажей и туда же уходят. Сплошное «утро в сосновом лесу».

В теле—«Живаго» категорически мало образов, кусков, которые в театре называются «по атмосфере». И если невозможно вставлять «атмосферу» в сюжет, то, возможно, нужно было делать некие стилистически плотные вставки, выпадающие из основного действия... Или как-то еще, но механический перенос событий романа ничего не дает, мы это уже видели в экранизации с Омаром Шерифом. Да и то там это было лучше сделано. По атмосферке-то.

А с кастингом вообще беда. У нас ведь кто в кинематографе выполняет роль главных интеллигентов? Невнятный Алексей Баталов да донжуанистый Олег Янковский. Вот и выходит, что в сериале, рассказывающем о судьбах русской интеллигенции, на первый план выходит главная звезда «Ленкома» Янковский, мастерство не пропьешь, актер старой школы и лицом хлопочет наполненно, в его постоянной гримасе можно вычитать некоторое содержание.

Поразителен (который раз поразителен) Олег Меньшиков, словно в очередной раз играющий в кино с чистого листа. Играющий чистый лист. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Но лучше бы хладная отстраненность, чем переборхес в сценах молодого, с челочкой на глаза, Живаго. Такое ощущение, что с актером Олегом Меньшиковым творится внутренняя персональная беда, что он перегорел, как лампочка, раз и навсегда, что его больше уже нет, что внутри у него полый, жестяной барабан. И очень символично и показательно, что практически все экранизации последнего времени связаны именно с Меньшиковым. Меньшиков — как тенденция, как знак, как стилевая доминанта. Хорошо еще, что Безрукова не позвали.

Вы хотели постмодернизма? Вы его получили. Вот так постмодернизм и выглядит. Ведь ПМ — это не тончайший Тарантино и не остроумный Родригес, не Сорокин и не Пелевин, ПМ — это Надежда Кадышева с группой «Золотое кольцо», это Басков, поющий дуэтом с Таисией Повалий о том, чтобы она (или он) его навсегда оставила. При этом на мордах у них такое самодовольство, которое никак не соотносится с тем, что они поют...

Я долго не понимал — что же у меня свербит из-за всех этих фильмов последнего времени. Словно бы внутри всех этих проектов заложено некое несоответствие, во-первых, не позволяющее правильно оценивать увиденное, во-вторых, сопровождающее просмотр душевным дискомфортом. А недавно наткнулся на интервью сценариста «Золотого теленка» Ильи Авраменко «Комсомолке». И важно здесь даже не сенсационное разоблачение съемочной группы, а комментарий после интервью, которое дал продюсер фильмы. Который и сказал, что «с точки зрения продаж» фильм себя оправдал. Понятно, что продукт. Понятно, что под продажу. Только для этого и есть… Поэтому несоответствие возникает из-за того, что мы воспринимаем и «Теленка», и «Мастера», и «Живаго», и «В круге» как экранизацию, тогда как ленты сняты в жанре сериала.

Ведь что такое сериал? Полая форма, выхолощенность и голая процессуальность. Следование сюжетной канве. Суть выплескивается вместе со смыслом. В «Живаго» всего с десяток серий, а если в фильме сорок или сто?

Получается такой безразмерный глист, который можно в любой момент остановить или с любого места продолжить. Именно поэтому «Моя прекрасная няня» и побивает классику отечественной литературы. Сериал — это же кино для ушей, движущееся радио — тут самое главное, чтобы от жизни не отвлекало, от борщей всяких. Все знают, что оперу смотрят, а сериалы — слушают.

Вот и возникает промежуточность, межумочность — ни себе, ни людям. C одной стороны чистый оксюморон: главные сокровища нашей духовки — классика скрещивается с ТВ-попкорном. С другой — окончательно превратить высокую прозу в низкосортное мыло совесть не позволяет.

Вот именно это и есть постмодерн — полое полого, мертвое еще мертвее…