От: Владислав Корнейчук

 

 

 

1. Первый полнометражный фильм Звягинцева («Возвращение», 2003) получил два «Золотых льва» на Международном кинофестивале в Венеции и награду Европейской киноакадемии

2. Второй фильм режиссера «Изгнание» вышел в прокат в 35 странах. Это рекорд для современного отечественного кино

3. Звягинцев наотрез отказывается хотя бы минимально расшифровывать свои непростые для понимания картины. Однако известно, что влияние на его творчество оказали Микеланджело Антониони, Андрей Тарковский, Робер Брессон, Ингмар Бергман, Акиро Куросава, Такеши Китано, Пол Томас Андерсон

 

 

— А почему я должен этого бояться? Ведь у меня не было намерения, чтобы львиная доля зрителей его непременно поняла. Каждому свое. Для того чтобы девушка, о которой вы рассказали, что-то поняла, надо изменить язык, заговорить совершенно по-другому. Не вижу в этом ни малейшего смысла для себя. Таких девушек сотни тысяч, а возможно, и миллионы. Говорить на языке, понятном каждому, можно только с башни броневика или в микрофон на стадионе. Чем тоньше материя, о которой идет речь, тем уже круг воспринимающих, это же очевидно. Внятный и определенный язык сужает высказывание до слогана: любовь — это хорошо, нелюбовь — это плохо. А что, разве это и без того не очевидно? На таком языке говорить не хочется. И потом, понимаете, когда человек совершает поступок, он его просто совершает. Комментировать, рассказывать о причинах и смыслах этого поступка значит дискредитировать его, обесценить… Зачем что-то делать, если это потом нуждается в объяснениях?

 

— Медея — сумасшедшая? Авраам — безумец? Кьеркегор написал так: «Если Бога нет, то Авраам погиб». То есть если Бога нет, то Авраам — безумец. Если вы будете смотреть фильм с бытописательской точки зрения, то этот фильм не откроется вам вообще.

 

— За которым стоит высказывание. Нужно следить не только за развитием сюжета, не только за тем, кто и что сказал, хотя и это следует делать, а за возникновением образа, который тебя либо ранит, либо волнует, либо дает тебе пищу для ощущения, что ты, кажется, что-то понимаешь, что вот-вот ты это ухватишь.

 

— Знаете, если очень долго и часто повторять одно и то же слово, то в какой-то момент возникает интересный эффект — какой эпитет рядом с ним ни поставь, непременно это сочетание будет звучать забавно и даже как будто как-то свежо. Что вы все носитесь с этим гламуром? Теперь он у вас еще и духовный. Не надоело твердить по всякому поводу: гламур, гламур… гламур такой, гламур сякой? Прямо-таки заклинание какое-то, имя бога. Неужели вы действительно так зачарованы этой витриной дешевого секс-шопа? Очнитесь, весь этот гламур, с такой ненавистью вами прославляемый, всего лишь магазин вибраторов и надувных женщин. То, чем я занимаюсь, совсем из другого ряда. Это же очевидно. Надо быть каким-то совсем уж бесчувственным, чтобы не понимать этого. Да, то, что делаю я, блестит и даже сверкает, но отражая совершенно иной свет. Мне кажется, подобная слепота вызвана чрезмерной привязанностью некоторых все мерить логикой ежедневного существования, так сказать, поверять алгеброй гармонию. Но это ведь как выезд на свежий воздух в противогазе. Механизмы защиты. На самом же деле барьеров ставить не надо, не надо бояться открыться навстречу, логические ключи отпирают далеко не все двери, надо довериться, стать самому этим светом. А то посмотреть-то посмотришь, но вот увидишь ли?..

 

— Я бы сказал, не изменение, а измерение. Повесть Сарояна — это история о последствиях адюльтера. Ребенок — от любовника. Все как будто понятно. Но мне было необходимо что-то еще, чтобы это была не просто бытовая история. Нужен был какой-то парадокс, который, на самом деле, в повести ощущался интуитивно. И мной был обнаружен «ключ»: это история Иосифа и Марии. На этом остановлюсь.

Только три года спустя после выхода «Возвращения» я счел возможным говорить о смыслах, о замысле, о тех «ключах», которые были для меня вдохновляющей силой, когда делалось это кино. Я тогда матрицу сюжета мифологического совместил с сюжетом как таковым. Относительно «Изгнания», повторюсь, я не хотел бы раскрывать всего того, чем мы вдохновлялись. Пока, по крайней мере. Я доверяю зрителю. Наблюдения за обсуждениями в Интернете подтверждают, что немало людей способны сами все понять. Я их не читаю, но мой друг и соавтор Олег Негин все это прочел, выбрал несколько текстов, наиболее интересных в плане адекватности высказывания, и прислал мне. И я вижу, что многие люди — явно не специалисты: не искусствоведы, не кинокритики, не деятели кино, — выходя из зала, чувствуют то, о чем я сейчас говорю. И поэтому я с такой уверенностью утверждаю: объяснять эти вещи автор не должен ни в коем случае. Сердце открывает смыслы. Тайное становится явным только тогда, когда ты внимательно и пристально смотришь вокруг, наблюдаешь за самим собой, а не читаешь о внутреннем мире человека исключительно в книжках. Чтобы получить, надо отдать. Слиться. Отпустить себя любимого. И так во всем, во всех без исключения сферах жизни. Это и есть самопожертвование. И это очень простая вещь, сколь бы пафосной она не казалась. Это же очевидно. Разве нет?

 

— Я согласен с тем, что фильм сложный для понимания. Но если хотя бы к концу сеанса хотя бы немного приоткрылись эти самые каналы, то уже хорошо.

 

— Вообще говоря, время наше меня пугает. Рискую показаться кому-то ретроградом, брюзжащим о том, что в его пору было все намного лучше, но есть ощущение… изменения вида. В глазах у всех денежные знаки. Подмена ценностей какая-то колоссальная происходит. Объяснение у меня только одно: люди выживают. Впрочем, так было всегда и, видимо, всегда будет. Такова человеческая доля. Но вот что особенно печально — в наши дни степень и качество этого выживания измеряется исключительно количеством денег.

 

— Если говорить о какой-то невероятной выгоде — так, чтобы передо мной стоял выбор, к примеру, кошелек или совесть, кошелек или жизнь, — то нет, таких компромиссов, слава богу, не было.

 

— Денежные знаки, как вы выразились, в глазах у людей искусства отнюдь не в меньшей степени наблюдаются, чем у обывателей…

— Я родился в Новосибирске и до двадцати двух лет жил там, в среде людей искусства. И тогда для нас творчество было служением. Принципы бескорыстной созидательной работы на этой ниве воспринимались чем-то само собой разумеющимся. Средств на существование было мало, но считалось: на чашку риса хватает — и слава богу. А сейчас? Куда все это подевалось? Творческая интеллигенция вместо служения искусству теперь обслуживает обывателя. Обыватель только счастлив. И он всегда будет таким, пока ему будут потакать. Покажи женскую грудь размером, превышающим третий, во весь экран, обыватель доволен: «Какое хорошее кино!». Всем известен рекламный плакат ювелирных товаров с ожерельем и слоганом: «Если любишь — докажи». Интересная такая уловка: получается, покупка любимой женщине безделушки стоимостью в несколько тысяч долларов — это и есть доказательство своей любви к ней. Она счастлива — щеголяет перед подругами, он доволен — откупился и к тому же подтвердил в обществе статус настоящего мужчины. Ну и где тут любовь? Торговые отношения, не более. Подмена понятий. Обыватель перестал стыдиться собственного скудоумия. Низкие, дешевые потребности стали нормой. Почему люди не могут оторваться от всех этих сплетен про частную жизнь? Почему инстинкты оказались вдруг у нас в такой силе? Этому, кстати, весьма способствует телевидение, где постоянно крутится какая-то бесконечная смехопанорама — как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Обхохочешься.

 

— А откуда им взяться? Собственноручно всех извели в 17 году. А все эти наши новоиспеченные псевдоаристократы — бывшие комсомольцы, урки да кухарки — они ведь, мягко выражаясь, несамостоятельные, все их взоры туда, за бугры: а что там, а как там? Оглядываются, заглядываются наши звезды на тех звезд. Какие-то мы провинциальные очень. Нет чувства собственного достоинства, самодостаточности. Нет высоты, нет полета, все по низам. Часто в журналах попадаются публикации, рассказывающие о наших «звездах». И вот там человек, весьма при этом собой довольный, фотографируется в жанре «я и моя семья», «я и моя собака», «я и моя конюшня»… Есть такие слова: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Нужно что-то делать, создавать, а не демонстрировать себе же самому себя невероятного в «царских чертогах». И потом, знаете, мне были бы неинтересны высказывания братьев Дарденн об их личной жизни, но любой их фильм я непременно пойду смотреть. Я понимаю, зачем информация о том, как живут известные люди, желтой прессе, публике, — они тешат свои низменные инстинкты. Но, мне кажется, люди, не торгующие собой, а занимающиеся делом, не должны потакать этому интересу. Вы говорите, что в либеральном обществе каждый имеет право знать что-то о своих кумирах? А мне, например, неловко знать некоторые вещи о своих кумирах. Но порой невольно узнаешь что-то такое — мы живем в информационном обществе. Мы все до предела информированы. Настолько, что смотрим фильм и не понимаем, о чем он.

 

— Я встречался недавно с двумя молодыми продюсерами, предложившими мне свой сценарий, и они откровенно признались: «Мы много общаемся с другими режиссерами, но вы единственный, кто начал с разговора о замысле. Все остальные в самом начале уже говорили: дайте мне двадцать миллионов, и я поставлю вам этот фильм». Режиссеры даже не обсуждали идею будущего фильма. Их уже не интересует, что и как. Их интересует, за сколько. Они могут делать все что угодно, главное, чтоб было финансирование. Понимаете? Эти принцессы, принцы — они тоже ненастоящие. Беда ли это? Не знаю.

 

Андрей Звягинцев родился 6 февраля 1964 года в Новосибирске. Окончил актерский факультет Новосибирского театрального училища и актерский факультет ГИТИСа. Cпециального режиссерского образования не получил. Служил в армии.  С 1990 по 2000 гг. Звягинцев как актер участвовал в независимых театральных проектах и эпизодически снимал телерекламу. При этом у него нередко не было денег даже на метро. В 2000 году, увидев телерекламу Звягинцева, генеральный продюсер Ren TV Дмитрий Лесневский спросил Андрея, снимал ли он когда-нибудь кино. В результате на телеканале Ren TV в рамках цикла «Черная комната» появились короткометражные новеллы Звягинцева «Бусидо», Obscure и «Выбор».

 

С исполнительницей главной женской роли в фильме «Изгнание», актрисой Шведского королевского театра Марией Бонневи, Звягинцев познакомился на показе «Возвращения» в Стокгольме. По контракту с театром она должна была в течение ближайшего года играть в новом спектакле, премьера которого уже была анонсирована. По шведским законам спектакль не может быть отменен, если на него продан хотя бы один билет. Продюсер картины Дмитрий Лесневский предложил директору театра выкупить билеты на все спектакли с участием Марии Бонневи, чтобы освободить ее для участия в съемках, но не помогло: несмотря на то что до премьеры оставалось еще несколько месяцев, пять билетов было уже продано. Поэтому режиссеру пришлось ждать почти год, пока Мария Бонневи смогла принять участие в съемках.