Действовать надо минималистскими принципами. Самое интересное — это когда простая ниточка заставляет публику орать. Все на нашей сцене подвешено, подцеплено, пришпандорено, прислюнявлено… Все эти спецэффекты помещаются в один портфель.

Тряпочки, веревочки, бутылочки, бумажечки… Ничего серьезного. Одна лабуда какая-то. Пальто какие-то страшные. Шляпы в лохмотьях. Бог знает что! Технические службы всех театров мира смеются над нашими веревочками — сначала иронически, потом умиленно. Ножик, бутылка, три ниточки — на этом у нас держится целая система, которая обычно строится из бетонных конструкций по два месяца.

Чтобы быть безболезненно пронзенным стрелами, надо пойти в больницу, где по размерам вашей грудной клетки отольют из пластмассы специальную форму. В пластиковый жилет вставляют штыри (это мы подсмотрели, как антенна входит в телевизор). На них надеваются палочки, изображающие стрелы.

Например, поднимающийся рукав пальто, который поражает всех. Люди ко мне толпами подходят, всем хочется знать, как это получается. Я всегда отвечаю: тайна, магия… Все уверены, что это волшебство, и я тоже уверен. Как еще можно назвать радиоуправляемое устройство, поднимающее и опускающее рукав?!

Я решил, что в спектакле должен быть бесконечный снегопад. Чтобы он все-таки пошел, пришлось изучить бесконечное число механизмов, придуманных человечеством за 500 лет. Машины XVI — XVIII веков мне очень понравились. Они представляли собой барабаны весом примерно в полтонны, которые висели в ряд над сценой. Эта огромная продолговатая бочка вращалась, и через щели в ней сыпался «снег». Замечательная конструкция, только возить ее почти невозможно. Поэтому я решил найти облегченную трубу и из нее сделать то же самое. И вдруг я посмотрел на бутылки с водой, огромные, на 15-20 литров, и понял, что из них получится идеальная машина для снега.

Прихожу я в «Цирк дю Солей» и прошу мне сделать машину из бутылок. А они мне: «Ну ты, парень, нас недооцениваешь! Современные технологии, спецтехника, обслуживающий персонал — зачем мы на это тратимся? Ставишь мотор, он по трубе гонит наверх снежинки, а затем сбрасывает их вниз». Я им на это: «Зря вы, идея-то хорошая». Они по-своему: смастерили воздуходувку, огромные трубы, в которых мололся «снег». То, что оттуда вылетало, больше походило на какие-то ошметки. Правда, вылетало оно редко (чем я был доволен, потому что чувствовал, что заменим агрегат), так как силы мотора не хватало, чтобы додуть до самого верха.

И вот до премьеры остался один день. Прихожу я к художественному руководителю цирка и говорю, что машина результата не дает. Пришлось ему признать свою ошибку. Вину передо мной чувствует. Так вот он, художественный руководитель лучшего в мире цирка, человек номер один в цирковой вселенной, просто взял коробку снега и полез по лестнице на купол цирка. Во время премьеры в Монреале он сидел на крыше и, услышав мой сигнал, подавал очередную порцию осадков. Но вскоре даже эту «машину» пришлось заменить на мои… бутылочки!

И еще, чтобы приходящим было смешно, нужно великое терпение. Когда-то раньше мне говорили в Петербурге: «Как ты можешь вообще жить со своей труппой? Это же сумасшедший дом!». Да, я дал каждому свободу проявить свою индивидуальность, открыться. И что же? Как я могу теперь эту свободу ограничить? Поэтому я должен их всех ТЕРПЕТЬ!

Я, наверное, натуралист, что ли. Но чтобы людям, которые живут сегодня, которые убегают в цирк от компьютеров, стиральных машин, телевизоров и телефонов, стало смешно, им нужно показать модель мира без ЧИПОВ. Как только они увидят, что они — люди — объемнее, чем чип, они как минимум улыбнутся. Улыбнутся над собой.

А еще про счастье! Знаете, что это такое? У меня такой рецепт: я начинаю делать сразу 5 дел. Четыре из них, допустим, вдребезги. А пятое выходит обязательно. И неплохо. И я всегда счастлив!.. Но для счастья еще нужно иметь открытые глаза.